Посадка на рейс в Кульякан почти окончена. Одним из последних в самолёт заходит господин с густыми смоляными усами. Его высокие сапоги из пахучей кожи слегка поскрипывают, пока он не торопясь продвигается по салону. В правой руке фетровая шляпа, на пальцах блестят несколько увесистых перстней. Усаживаясь в кресло, он ловит мой любопытствующий взгляд, и его смуглое круглое лицо принимает насмешливое выражение, широкие крылья ноздрей слегка подёргиваются. Мне даже показалось, что он неодобрительно кивнул увесистым подбородком в мою сторону, хотя, быть может, просто показалось. Я отворачиваюсь к окну и на весь полёт прилипаю спиной к креслу — походом в туалет пришлось пожертвовать. В целях личной безопасности.
Кем был этот сеньор, остаётся только догадываться. Последние несколько недель я читала: об ушке, присланном в кровавом конвертике, о кокаиновых лабораториях, построенных посреди непроходимых джунглей, о 70 убитых в день — это в среднем, что равняется 25 339 за год. За один 2017 год. Неугомонные матери собираются каждый день после завтрака копать сухую твёрдую землю, искать кости пропавших детей. Так собираются они уже несколько лет, потому что им необходимо узнать, что с произошло с их сыновьями, молодыми юношами, которые однажды не вернулись домой. И копают мексиканские матери, копают, зарывают себя тяжёлой пыльной землёй, чтобы ненадолго забыться, пока в старом телевизоре президент Пенья Ньето, широко открывая рот ослепительно белых зубов, артикулирует что-то по бумажке.
Но читала я и про другую Мексику — страну вдохновенных блатных песен о жизни отважных наркобаронов, обитель нелегально канонизированных святых — покровителей криминальных авторитетов и просто романтиков, читала про маникюр с живыми скорпионами, про кладбищенские дворцы, блестящие тонированные джипы без номерных знаков, белых тигров в родовых усадьбах из мрамора и позолоты, про упругих женщин, визжащих в кабинах частных самолётов, и могущественных мужчин, желающих этими женщинами обладать. Существует и такая Мексика. Я о ней читала.
Термин «нормализация насилия» интересует меня довольно давно. С помощью него можно объяснить человека, живущего в тоталитарном режиме или при фашизме, рассказать историю негров в Америке, порассуждать о домашнем деспотизме, и есть ещё тысячи подобных социально-исторических контекстов, в которых личность, находясь под постоянным воздействием агрессивной среды, перестаёт воспринимать насилие как социальную патологию. Интересно, что в определённый момент террор начинает сам себя оправдывать, подбивая под свою основу идеологическую составляющую, а затем вокруг этой хтонической надстройки вдруг появляется культура — набор кодов, влияющий на традиции, язык, систему взглядов и ценностей. Мексика, конечно, не единственная страна, в которой происходят подобные процессы, но абсолютно аутентичная в путях освоения насилия и его нормализации. Про то, как первоклассники штата Тлаксакала мечтают стать сутенёрами и заниматься нелегальной продажей женщин, я уже писала. Сегодня речь пойдёт о наркокультуре.
История берёт своё начало в конце 60-х — начале 70-х, когда Мексика разочаровывается в экономическом чуде послевоенного времени, безработные мексиканцы перестают доверять своему правительству и принимаются за создание нелегальных альтернативных экономик. У северного штата Синалоа, известного как зернохранилище Мексики, появляется новая аграрная отрасль — культивация марихуаны и опиума.
Как ни странно, о крошечном городке под названием Бадирагуато даже существует статья в русской Википедии. Интересного там, впрочем, мало — что-то про евангелизацию аборигенов в начале XVII века. Ни слова о знаменитых резидентах этой плодородной земли. Кто в 2011 году становится самым опасным разыскиваемым преступником мира, а в 2018-м попадает на обложку журнала Time? Кого интервьюирует Шон Пенн? Кто дважды сбегает из тюрьмы по подземным тоннелям? Конечно же, Хоакин Арчивальдо Гусман Лоэра по прозвищу «Эль Чапо» — один из лидеров наркокартеля Синалоа, выходец из бедной крестьянской семьи, сколотивший многомиллиардное состояние на продаже и трафике наркотиков. Для ошеломительно большого числа мексиканцев Чапо становится предметом национальной гордости: в 2016 году, когда он был схвачен во второй раз, в столице Синалоа городе Кульякане проводились марши в знак протеста против его ареста, люди приезжали из других штатов, чтобы оказать поддержку пойманному наркомагнату.
«В 2000 году, когда Чапо сбежал из тюрьмы в первый раз, Висенте Фокс только взошёл на пост президента страны — это послужило своего рода детонатором, общество впало в эйфорию. Чапо превратился в мифического героя, одурачившего правительство деспотических самодуров. С этого момента фигура сметливого и насмешливого бандита начала становиться популярной. На наркотрафикантов посмотрели иначе, — делится со мной журналистка главной в штате газеты Debate Яхайра Андрадэ (Yahaira Andrade). — То, что я скажу, может прозвучать странно, но наркотрафиканты в действительности представляют народ: они также выросли в среде без доступа к образованию, достойной работе, медицине. Люди умирают в горах — это не метафора: они умирают от голода или от какой-нибудь болезни. Криминальная деятельность наркос воспринимается жителями как акт протеста против коррумпированного правительства, радикальным общественным заявлением. Людям нравится слушать историю об обычном бедняке, который даже начальную школу не закончил, а сейчас у него недвижимости больше, чем у президента республики».
По словам Яхайры, по меньшей мере 70 процентов жителей Синалоа поддерживают наркотрафикантов. Помимо протестных манифестаций в поддержку Чапо, люди также собираются по случаю смерти известных дельцов. Когда в 2009 году был убит Артуро Бельтран Лейва, главный наркотический антагонист Эль Чапо, на его поминки пришли более сотни женщин с гигантскими похоронными венками: в их глазах он представал героем и благородным меценатом.
****
В Кульякане 36 градусов в тени. Пешеходов не существует, на тротуарах лишь продолговатые тени автомобилей. Местные жители привыкли перемещаться от одного охлаждённого пункта до другого на машине: современные паломники знают, что их богам не нужны бессмысленные жертвы. Север Мексики этим очень похож на провинциальные города Америки: широкие магистрали, протянутые на километры; ландшафты, продолговатые и неказистые, не созданы для долгих романтических прогулок. В Кульякане есть один Ботанический сад и два музея: один научный, другой региональный. Роль культурных центров здесь исполняют центры торговые. Средоточие женщин гротескных форм и размеров пленяет воображение. С тех пор, как я узнала про маникюр со скорпионами, привычные радости жизни для меня поблёкли. Кульякан — это Париж Синалоа: столица, диктующая главные тенденции моды всему северу Мексики. Короткие обтягивающие платья впервые обрели популярность именно здесь, потому что женщинам Синалоа есть что обтягивать. Кульякан также является главным центром пластической хирургии в стране. Клиники, рассыпанные по городу, не только служат эстетическим нуждам жён наркотрафикантов, но и оказывают первую помощь раненым бандитам: в обычный госпиталь они обращаться по такому вопросу не будут.
Но возвратимся к теме моды. Последователей этого яркого и хорошо узнаваемого стиля называют бучонами (buchones от испанского buche — зоб). И если за пределами северных мексиканских земель это понятие ассоциируется с дурновкусием и вульгарностью, в самом Синалоа носители титула «бучон» ходят с высоко поднятыми головами и хорошо заряжёнными пистолетами. Изначально бучонами называли жителей сьерры, горных районов неподалёку от Бадирагуато: местная вода, перенасыщенная йодом, вызывала увеличение щитовидной железы, что провоцировало появление внушительного размера зобов у мужчин, живущих в этом регионе. Бучоны были одними из первых, кто начал культивировать марихуану в Синалоа, и за ними быстро закрепилась слава наркодельцов. Когда в начале 2000-х годов бучоны спускаются с гор в столицу, для жителей Кульякана они становятся предметом зависти и примером для подражания: состоятельные владельцы ранчо, они покупают недвижимость, полицию и местное правительство, открывают бары без лицензии и разъезжают по городу на здоровенных джипах. Кто не мечтает о такой жизни, пусть даже и с зобом?
Конечно же, одной из самых важных деталей статусности бучона является его жена, тоже бучона, которая, как хорошо отполированная яхта, должна ослеплять окружающих совершенством своих форм и размеров. На жен и любовниц наркотрафиканты денег не жалеют: это их самый дорогой и любимый аксессуар. «В Синалоа ещё нет такого понятия, как борьба за права женщин. Борьба среди женщин осуществляется, но она направлена на то, чтобы найти мужа-наркобарона, который оплатил бы ей пластические операции и заботился бы о ней», — комментирует Яхайра. Войну патриархату здесь, похоже, объявлять пока не собираются.
Одна из центральных улиц города, носящая имя единственного индейского президента в истории Мексики — Benito Juarez, тянется стройным рядом палаток с широкими зонтами от солнца, под которыми прячутся женщины, предлагающие обменять доллары. Они подскакивают к машинам так, будто бы продают горячие пирожки с капустой или наливные яблоки, пока из массивных джипов высовываются анонимные руки с хрустящей американской наличкой. Я в свою очередь слежу за этой сценой из прохлады автомобиля Анахильды Мондака (Anajilda Mondaca) — профессора Западного автономного университета Синалоа (UdeO) и специалиста по феномену наркокультуры, которая любезно устроила мне увлекательную экскурсию по наркодостопримечательностям Кульякана. Анахильда объясняет мне этот любопытный феномен: «Наркотрафик приносит очень много денег — больше, чем они могут потратить. Положить такое количество наличных на счёт без привлечения внимания со стороны налоговой — очень маловероятно. Дельцы в таком случае вкладывают свой заработок в недвижимость или открывают какой-нибудь бизнес. В Кульякане почти все компании задействованы в отмывании денег — это обычный процесс».
Как оказывается, сложившаяся ситуация идёт на руку местному населению, не задействованному в наркотрафике. Наркобароны Синалоа не мешают локальному малому бизнесу: они не занимаются ни вымогательствами, ни похищениями. Правила кровавой вендетты распространяются лишь на самих трафикантов. Кроме экономической стабильности, существует и ещё один важный фактор: отсутствие других картелей в регионе. Эпицентрами насилия в стране являются штаты с двумя и более враждующими наркотическими группировками: Картель Гольфо, Лос Сетас, Ла Фамилиа Мичоакана и прочие добрые приятели, ответственные за убийства студентов, варварские пытки и изнасилования, снятые на телефон, отрезанные конечности, разграбленные дома. В борьбе за власть эти картели превратили такие штаты, как Тамаулипас, Чиуауа и Веракрус, в поля бессмысленных кровавых сражений. Члены Картеля Синалоа происходят из одного места — того самого городка Бадирагуато, где все друг друга знают с пелёнок. Одним из главных их политических приоритетов является взаимодействие с локальным сообществом. Это они строят школы и больницы, обеспечивают отдалённые районы водой, светом и газом — словом, выполняют за правительство его работу в обмен на абсолютную лояльность местного населения.
Интересно, что около десяти лет назад наркоделец Артуро Бельтрано Лейва, которого я уже упоминала ранее, попытался захватить власть и разрушить монополию на регион. В результате этого конфликта в 2008 году был убит сын Чапо, но уже в 2009 Артуро погибает от рук вооружённых мексиканских сил при двухчасовой осаде его дома. Анахильда повезла меня посмотреть на памятник сыну Чапо: прямо на просторной парковке у автомобильного центра рядом с гигантским мегамоллом стоит большой каменный крест — метафору, которая бы охарактеризовала Кульякан точнее, придумать сложно.
Хотя...
Я стою напротив белоснежного Тадж-Махала на городском кладбище Сады Умайя (Jardines del Humaya), наполненного дворцами-мавзолеями почивших криминальных авторитетов. Рядом с миниатюрной копиеей индийской мечети находится недостроенный бетонный кусок с громоздкой античной колонной, а за ним высятся геометрические конструкции с баухаусными крестами. На куполе одного из зданий поодаль изображена панорама Готэма с эмблематическим знаком Бэтмена посередине. В конце кладбища построен дворец, напоминающий Большой театр. Внутри этих склепов будто бы можно и жить: там стоят кожаные диваны, плазменные панели, холодильники, даже можно поймать вайфай. Мексиканские наркотрафиканты, словно египетские фараоны, забирают с собой всё самое важное для обеспечения достойного досуга в загробном мире. Амбициозные и тщеславные, они хотят жить вечно — кладбище становится новым полем битвы за власть и авторитет. Всё равно, что роскошный дом, спортивный автомобиль или красавица-жена, прохладные хоромы мраморного мавзолея будут служить нетленным памятником величию и могуществу того, чьё тело медленно разлагается в тёмном склепе.
На кожаных диванах будут восседать грустные жены и любовницы, поминая покойника добрыми словами под бокал французского шампанского. И пусть его имя забудется, но о этом каменном дворце будут говорить. Он сделал историю. Он ею стал.
«Cuando somos buenos nadie nos recuerda, cuando somos malos nadie nos olvida» — «Когда мы хорошие, никто нас не помнит, когда мы плохие, никто нас не забывает», — твитнул Эль Чапо в 2015 году.
И в абсурдных декорациях кульяканского пантеона всё вдруг начинает иметь смысл.